Неточные совпадения
— А завтра воскресенье, — сказал он, — надо
ехать к Ольге, целый день мужественно
выносить значительные и любопытные взгляды посторонних, потом объявить ей, когда намерен говорить с теткой. А он еще все на той же точке невозможности двинуться вперед.
Каждый день прощаюсь я с здешними берегами, поверяю свои впечатления, как скупой поверяет втихомолку каждый спрятанный грош. Дешевы мои наблюдения, немного
выношу я отсюда, может быть отчасти и потому, что
ехал не сюда, что тороплюсь все дальше. Я даже боюсь слишком вглядываться, чтоб не осталось сору в памяти. Я охотно расстаюсь с этим всемирным рынком и с картиной суеты и движения, с колоритом дыма, угля, пара и копоти. Боюсь, что образ современного англичанина долго будет мешать другим образам…
Обер-кондуктор с блестящими галунами и сапогами отворил дверь вагона и в знак почтительности держал ее, в то время как Филипп и артельщик в белом фартуке осторожно
выносили длиннолицую княгиню на ее складном кресле; сестры поздоровались, послышались французские фразы о том, в карете или коляске
поедет княгиня, и шествие, замыкающееся горничной с кудряшками, зонтиками и футляром, двинулось к двери станции.
«Отдать землю,
ехать в Сибирь, — блохи, клопы, нечистота… Ну, что ж, коли надо нести это — понесу». Но, несмотря на всё желание, он не мог
вынести этого и сел у открытого окна, любуясь на убегающую тучу и на открывшийся опять месяц.
Сам пошел в мой кабинет, чтобы найти там денег и мне
вынести; но, нашед уже офицера в моей спальне, успел только прислать ко мне сказать, чтобы я
ехал.
Поехал седой к Настасье Филипповне, земно ей кланялся, умолял и плакал;
вынесла она ему, наконец, коробку, шваркнула: «Вот, говорит, тебе, старая борода, твои серьги, а они мне теперь в десять раз дороже ценой, коли из-под такой грозы их Парфен добывал.
«И зачем
ехала? — спрашивал он себя. — Чтобы еще раз согнать меня с приюта, который достался мне с такими трудами; чтобы и здесь обмарать меня и наделать скандалов. А дитя? дитя? что оно
вынесет из всего этого».
Не могу выразить восторга Алеши от этого нового проекта. Он вдруг совершенно утешился; его лицо засияло радостию, он обнимал Наташу, целовал руки Кати, обнимал меня. Наташа с грустною улыбкою смотрела на него, но Катя не могла
вынести. Она переглянулась со мной горячим, сверкающим взглядом, обняла Наташу и встала со стула, чтоб
ехать. Как нарочно, в эту минуту француженка прислала человека с просьбою окончить свидание поскорее и что условленные полчаса уже прошли.
— Три четверти кровный! Вот на нем-то вы и
поедете по степям. Плохому ездоку не дал бы, а вам с радостью! Из всякой беды
вынесет.
— Хорошо, дядюшка, гордитесь же сколько угодно, а я
еду: терпения нет больше! Последний раз говорю, скажите: чего вы от меня требуете? зачем вызывали и чего ожидаете? И если все кончено и я бесполезен вам, то я
еду. Я не могу
выносить таких зрелищ! Сегодня же
еду.
Там они
вынесли тело; несмотря на то, что шарахалась лошадь, положили его через седло, сели на коней и шагом
поехали по дороге мимо аула, из которого толпа народа вышла смотреть на них.
Измученная девушка не могла больше
вынести: она вдруг зарыдала и в страшном истерическом припадке упала на диван. Мать испугалась, кричала: «Люди, девка, воды, капель, за доктором, за доктором!» Истерический припадок был упорен, доктор не
ехал, второй гонец, посланный за ним, привез тот же ответ: «Велено-де сказать, что немножко-де повременить надо, на очень, дескать, трудных родах».
Потом, ранним утром, вышел он осторожно в Морскую, призвал ломового извозчика,
вынес с человеком чемоданчик и книги и поручил ему сказать, что он
поехал дня на два за город, надел длинный сюртук, взял трость и зонтик, пожал руку лакею, который служил при нем, и пошел пешком с извозчиком; крупные слезы капали у него на сюртук.
— Да!.. слышь ты, парень, до песен теперь! Только
вынеси господь!.. Туда ли еще
едем.
— Я за тобой, — сказал он, — Тюменев и Елизавета Николаевна стоят у подъезда, они
едут в суд;
поедем и ты с нами — сегодня присяжные
выносят вердикт.
«Куда нам
ехать вместе сегодня же? Куда-нибудь опять «воскресать»? Нет, уж довольно проб… Да и неспособна я. Если
ехать, то в Москву, и там делать визиты и самим принимать, — вот мой идеал, вы знаете… Началось с красивого мгновения, которого я не
вынесла. А так как я и без того давно знала, что меня всего на один миг только и хватит, то взяла и решилась… Я разочла мою жизнь на один только час и спокойна»…
Далее повествовал рассказчик, как однажды барчуки
ехали домой из пансиона и было утонули вместе с паромом, но Сид
вынес вплавь на себе обоих барчуков, из которых один сошел от испуга с ума, а Михаил Андреевич вырос, и Сид был при нем.
— Мамаша, ежели мне невмоготу будет
выносить мое постылое житье с Рудичем, вы не подымайте тревоги. Вам будет известно, где я. Здесь вы жить не хотите. Вот
поедете к родным. Коли там вам придется по душе, наймете домик и перевезете свое добро. А разлетится к вам Рудич — вы сумеете его осадить.
Первый, кто пришел на мысль Палтусову, был Осетров. Вот к нему надо
ехать… сию минуту. Если и не будет успеха, то хоть что-нибудь дельное
вынесешь из разговора с ним.
— Я вас предупреждаю, Евлампий Григорьевич, что я
еду из Москвы. Я не могу
выносить этого города, я в нем задыхаюсь.
— Ведь это просто возмутительно!.. — либеральничала она. — Ну, да это уж пускай бы. Раз такой закон, то ничего не поделаешь. А почему о нас с Новицкой Султанов написал лучшие реляции, чем о других сестрах? Ведь все мы работали совсем одинаково. Я положительно не могу
выносить таких несправедливостей!.. — И сейчас же, охваченная своею радостью, прибавляла: — Теперь обязательно нужно будет еще устроить, чтоб получить медаль на георгиевской ленте, иначе не стоило сюда и
ехать.
Адские муки
вынесла она за время исполнения церемонии и теперь
ехала домой, подавленная обрушившимся на нее роковым ударом.
— И того и другого нельзя, моя милая. Зимою такую дальнюю дорогу тебе не
вынести, а там болезнь эта… Сам же я
ехать должен, это государево дело, мне царем-батюшкой Сибирь поручена, и я блюсти ее для него должен… До весны недалече, не заметишь, как придет она, а я по весне за тобой приеду, и тогда мы никогда не расстанемся…
— Пора тебе
ехать выручать Ивана Антоновича, и как вас Бог
вынесет, то мы стоять готовы.
Весь фундамент состоял из четырех рядов известкового камня. В сенях первого этажа архитектор велел поставить двенадцать деревянных столбов. Ему надо было
ехать в Малороссию, и, уезжая, он сказал гостилицкому управляющему, чтобы до его возвращения он не позволял трогать этих подпорок. Несмотря на запрещение архитектора, управляющий, как скоро узнал, что великий князь и великая княгиня со свитой займут этот дом, тотчас приказал
вынести эти столбы, которые безобразили сени.